Иветта Воронова
1. Чернобыль, поколение
Для меня
поколение Чернобыля не ограничивается 86-м годом рождения. Наверное, всех тех,
кто в среднем родились плюс-минус три года от момента аварии, можно отнести к
поколению Чернобыля. Когда я задумываюсь относительно масштабов этой аварии, и
что это принесло нашей стране, то понимаю: мы дети, которые родились на фоне
разрушения. И росли тоже – мы пошли в школу в 93-м году, уже в Российской
Федерации. То есть мы родились в Советском Союзе, в школу пошли в Российской
Федерации, а живём уже, в принципе, в другом мире. Основное, знаковое то, что
мы, родившись в Советском Союзе, когда рождались, уже не имели к нему никакого
отношения. Большая часть моих сверстников и людей плюс-минус два года старше-младше даже от родителей не получали пресловутого
начального советского воспитания. Оно уже другое. Заметно стремление к
какому-то мятежу. Мятеж, разрушение, идти против системы, хотя мы, в отличие от
наших родителей, в общем-то, никогда в системе не были. Нам не с чем бороться.
Если
говорить о связи поколения и аварии, то да, именно в то время многое разрушилось в стране, начало
разрушаться. Авария произошла в 86-м, государственные перевороты 91-й, 93-й –
всё наше взросление, становление как личностей, происходило на больших
государственных переворотах, трагедиях, на войнах, пусть не таких масштабных,
как Великая Отечественная, но на войнах, которые мы видели
и влияние которых мы ощущали. Поэтому можно сказать, что да, мы поколение
разрушающее, абсолютно неформатное, неформатное в отношении той страны, того
времени, в которое мы родились. Оно тем и отличается от всех остальных, что у
нас есть больше свободы выбора, но у нас этого выбора и нет. Мы себе его сами
не оставляем. Это тот случай, когда нашему поколению принесла бы счастье
несвобода. А огромное количество свободы, которая, как
всегда, появляется в истории после разрушения, - много территории, много
времени, много сил, много желания, - вот эта свобода, она, даёт, конечно,
определённое влияние на психику, сподвигает твою
крышу ехать.
Л.С.
1. Чернобыль, поколение
Что я
думаю о Чернобыле? Как минимум, я думаю, что всё это неспроста. Что просто так
такого не бывает. Я думаю, это происки природы. Природа мстит. А так, ну, не
знаю, про техногенную катастрофу саму я знаю… Сейчас в
сетке появились какие-то ролики, сейчас они модные, все их смотрят - Чернобыль:
секунда до взрыва и недавно мне рассказывали что-то про Чернобыль. Это
актуально. Ролики – их смотрит народ, смотрит, обсуждает. А так не знаю. Плотно
никогда об этом не думал. Но хотя пару раз за жизнь я всё-таки задумывался, что
я родился в один год с Чернобылем. Я хотел бы в Припять съездить, я знаю, туда
экскурсии водят. Было бы возможно, я бы туда съездил с удовольствием. Там же
как – в городе до сих пор восьмидесятые, то есть там знамёна стоят, с Брежневым
плакаты – интересно посмотреть. Это то, что я думаю о Чернобыле. Что место
занимательное.
Есть ли
общность у этого поколения? Ну, мне кажется, нет. Так как я родился в 86м году,
я знаю много людей 86 года, моих одноклассников, людей, которые в параллельных
классах учились, и так далее и тому подобное. Я считаю, что всё равно как-то
больше связь по интересам. В принципе, я бы поколение 86-го года
гедонистическим бы назвал. Страсть к гедонизму я наблюдаю у поколения 86-го
года, любовь к гедонизму, точнее.
Елизавета
Парфёнова
1. Чернобыль, поколение
С возрастом, чем старше становишься, и
формируется личность, какие-то личные черты характера и род занятий,
деятельности, ощущение поколения теряется. О поколении, наверное, следует
начинать говорить с воспоминаний из детства, возраста до десяти, может быть, до
пятнадцати лет, т.к. есть некоторые общие воспоминания для этого круга людей.
От того, что показывали в то время по телевизору, радость узнавания: "Я смотрел эти мультики (Чип и Дейл, например), сериалы
и передачи, и ты это видел, а у тех, кто младше или старше, было другое",
до каких-то увлечений, игр и одежды: у нас были популярны фишки, собирать
альбомы со стикерами, одно время все носили черные
джинсы с белой прострочкой и кофты ярких кислотных цветов. Я бы сказала,
что общее для этого поколения – жизнь в постперестроечное время. Лет шесть мне
было, когда всё это началось – 92й – 93й год. Судя по тому, что я помню, во
всех семьях моих одноклассников случился крах, и люди выбирались по-разному: им
приходилось менять место работы, брать подработки, в общем, бедность очень
сильно ударила по ним в это время, причём жестокая. Можно сказать, в моем
детстве не было той относительной стабильности, при которой ребенок чувствует
защищенность и "всемогущество" родителей, как в детстве Маши и Аси, и
даже в твоем детстве – тоже была стабильность, когда еще не было такого
сильного западного влияния, был чистый совок, закрытый мир. Примерно об этой
общности я думаю, когда говорю о поколении.
А дальше я чувствую только разрозненность. Чем меньше я вовлечена в какие-то общие социальные институты, такие
как школа, детский сад, чем дальше я от этого – когда люди одного возраста из
абсолютно разных семей случайно оказываются вместе, не связанные никакими
общими интересами, чем более узок мой путь, тем сильнее я чувствую своё
отличие, отстраненность от них. Есть, конечно, люди со схожими
интересами, в чем-то близкие мне по духу, но это уже совершенно не зависит от
того, когда они родились, и это совершенно не зависит ни от возраста, ни от
поколения.
Иван Степанов
1. Чернобыль, поколение
Сама
авария – не могу сказать, что сказалась на нас. Я слышал от кого-то, что вот –
была такая авария, по телевизору показывали какое-то время, модная тема была,
но чтобы это меня очень сильно впечатлило, шокировало или родило во мне
какие-то серьёзные мысли... Не сказалось никак. Возникало просто такое
впечатление мифического места – Чернобыль, другой мирок теперь стал, вот там
взрыв, без всякой подоплёки, без отношения к политике, это символ – ядерная
энергия и всё такое, но об этом так говорил бы какой-нибудь гринписовец.
У меня такого не было. Разве что – некое место, Чернобыль, такая зона
запретная, рисовалась таким закрытым местом, если туда попал, там как фильм Сталкер. В какое-то такое ты место попадаешь, и там
просто ужас какой-то. Но не более того. Не думаю, что лично на мне сказалась
чернобыльская авария, по крайней мере, не думаю, что как-то она повлияла на
общность с моими сверстниками.
А по
поводу общности со сверстниками... Мне кажется, больше общности даже – учишься
в школе, учишься в институте, работаешь вместе, или занимаешься музыкой вместе,
в тусе какой-то, или бухаешь вместе с кем-то – это гораздо большая общность, чем поколение. Я
не чувствую, что если сидят два человека передо мной, одному двадцать два года,
второму тридцать, допустим, или сорок лет, ничего общего, кроме того, что ему
двадцать два года, и он рос в то же время, когда и я, и у нас одновременно
проходили все эти этапы ключевые, в принципе, если они проходили у нас
раздельно, не вместе, и мы с ним не были знакомы, то у меня с ним, в
принципе, ничего не связывает заранее.
Не вижу я
какой-то общности, такой как поколение. Не вижу, может, просто не могу
выразить. Потому что часто боишься за других в тех же жизненных моментах,
которые у тебя самого произошли, либо которых ты сам боялся – отношения с
людьми, любовь. Пытаешься уберечь тех, кто моложе тебя – когда вдруг возникает
разговор с ребёнком, который начинает созревать, на тему отношений с
мальчиками. Или тусы – когда видишь, что у ребёнка
уже появляются знакомые, начинаешь предостерегать по своему опыту. И не просто
так об этом разговариваешь с человеком, потому что у тебя всё это было и на
тебе это серьёзно сказалось, а именно потому, что всё очень похоже было и в
твоей жизни.
Я не вижу
какой-то особой связи между людьми, если они родились в одно время. Не думаю,
что политика и всё, что было вокруг, всё, что могло быть общего, культура,
музыка и так далее, такие вещи важные, не думаю, что они как-то влияли на то,
что что-то есть у нас общее. Потому что, если все слушали Аллу Пугачёву,
допустим, когда она была популярна, или кто был популярен в девяностые годы,
это ещё не значит, что Пугачёва нас сильно объединяет, и вообще сложно
представить себе обстоятельство, которое бы объединяло. Ничего из того, что
приходит в голову, не могло повлиять серьёзно.
Очень
сходным образом происходили многие вещи, отношения. Когда я начал бухать и тусить, мои родители в Москве были, и была квартирка. Я там
начал тусы приводить, девчонок, чуваков всяких. Сначала, в восьмом классе, просто
встретиться, попить разведенную тоником водочку, похихикать и разойтись. Всё
это интересно, медленные танцы, поцелуи с девочками, появляется какой-то вдруг
мальчик, который, оказывается, с этой девочкой встречается, уже какая-то
напряжённость возникает. Потом появляется мальчик, который забирает девочку,
которая пришла сюда сама по себе, и всё это в моей квартире происходит, и я это
уже не контролирую. Появляются какие-то люди, очень сомнительные, девочки
начинают ебаться, девятый класс, и жёстко, как
обычно, это всё происходит.
Рассказ
моего знакомого: "Лежим мы с ней вместе, начинаю лезть к ней в трусы, и
тут она плачет, пьяная, ничо сделать не может, но
плачет". А девушка эта в каком-то смысле моя любовь, которой я об этом не
говорил, и ничего у нас с ней нет, просто я к ней хорошо отношусь, пригласил в
гости, познакомил с этими чуваками,
и вот во что это перерастает. И у неё такое отношение ко всем этим моментам –
личные отношения с людьми, – очень схожее со мной, но все ведут себя
по-разному. Каждый может говорить: "Я хороший человек и достоин тоже
хорошего человека", но ведут-то себя все по-разному, зачастую не очень
достойно.
Это уже не
совсем на тему поколения. А на тему поколения резюмированно
можно сказать, что я не вижу между людьми какой-то связи под названием
"поколение".
Кстати, у
меня есть друг, Руслан Купасинов, который родился
прямо в утро взрыва Чернобыля. Кстати, очень смешной чувак, особенно сейчас он очень клёвый,
всё время с панками тусовался.
Познакомил меня с каким-то панком, я ещё в школе
учился в восьмом классе, был примерным отличником, познакомил меня с панком – ходит весь проколотый, выглядел – просто жесть для
сельского города, для провинции, жил где-то в подвале в Смоленске, прямо
реальный панк, настоящий, и общался я какое-то время
с этим панком.
И вот Руслик – тоже какие-то волосы себе отрастил, у него пышные
были, вверх стояли, и вот с такой шевелюрой в восьмом классе ходил, все ржали
над ним, а он очень любил бурчать. Когда ржут над школьником, он либо
становится изгоем, лох такой, а этот стал такой ворчун, ни фига не изгой, чувак – крутой такой авторитет, но
все всегда над ним ржут. Какие-то
смешные темы реально выдавал, смешно очень всегда
одевался, типа крутая типа кожаная типа косуха – придёт в какой-то такой
обрезанной курточке лаковой, и сидит в ней прямо на уроке, типа крутой такой чувак, но смешно очень было. И всё время погрузиться любил.
Клёвый чел. А сейчас он пошёл
работать на какой-то хлопчато-бумажный
комбинат следить за каким-то аппаратом-станком, работает, слушает Король и
Шут, я с ним общался и сказал, что мне не очень нравится Король и Шут, обиделся.
Я ему на следующий день звоню, говорю: "Здорово, Руслик,
что, погуляем?" – "Нет, у меня времени нет". Очень обидело его
это. И вообще клёвый чувак, конечно. Вот его бы проинтервьюировать.
Ольга Свешникова
1. Чернобыль, поколение
Я очень
хорошо ощущаю своё поколение, потому что те, кто старше меня на два-три года и
те, кто младше меня, - они отличаются. Чернобыль – не Чернобыль, можно так это
обозвать, во всяком случае, те, кто на этом рубеже вырос – мы другие. Я смотрю
на большинство своих ровесников – им, на самом деле, ничего не надо. С одной
стороны, да, мы захватили тот период, когда – "ничего не делайте, всё за
вас сделает страна", вот этот детский безоблачный
период, с другой стороны, период, когда начался крах страны. Мое поколение было
уже в достаточно осознанном возрасте, чтобы видеть и понимать, как наши
родители теряют опору под ногами. По крайней мере, я очень хорошо помню это
чувство, которое висело в воздухе, что от тебя ничего не зависит, может быть,
потому, что я на Чукотке была и до нас всё это позже докатывалось… Советское
время, оно, меня, например, очень краем задело, я вот разговариваю с людьми на
три года постарше, для них это всё гораздо большее значение имеет… Но, тем не менее, я помню все эти
коричневые фартуки и только на год опоздала в октябрята, плюс у меня ещё
родители были такие идеологизированные, а дома куча
книг соответствующих, и у нас все эти кружки не на коммерческой основе очень
долго существовали – полная пионерия. А когда начали признаки новой эпохи
появляться, люди просто с ума сходили, в том числе и дети. Начался этот бум,
когда стали появляться атрибуты западной жизни и люди как-то к новому времени
приспосабливаться начинали. Я помню, что ценности менялись моментально, то есть
пятый класс был такой, когда всем было ещё всё равно, кто как одет – все
примерно одинаковые, а шестой-седьмой как раз у нас кто-то вернулся из отпуска,
и началось просто безумие какое-то: "А вот у тебя так-то, а у меня
так-то". До этого дети не ощущали, что они различаются
по какому-то признаку, что кто-то богаче, кто-то беднее, там, скорее, было по
принципу, кто круче, сильнее, интереснее, кто большим уважением пользуется, а
тут стали приезжать с материка девочки, особой популярностью никогда не
пользовавшиеся, с лаками кислотных цветов и в модной одежде, всё резко меняться
стало. Сильно запомнился случай, когда учительница подошла к одной
девочке из класса, она в каком-то ситцевом платье была, и спрашивает:
"Почему ты позволяешь себе ходить в школу в таком виде?", а девочка
смотрит и не понимает, что учительница имеет в виду…
Вчера мы
ехали автостопом, мальчик постарше был, я ему рассказывала о том, что у нас
творилось в мои двенадцать лет, он говорил "нет, такого не может
быть", а со своими ровесниками я разговариваю, для них это в порядке
вещей. Ну не знаю, может, это у меня такой круг общения, в двенадцать лет первый алкоголь попробовала,
в двенадцать лет стала дома не ночевать, где-то развлекаться, музыку тяжёлую
слушать, Nirvana, Metallica, Prodigy, Сектор газа. Песен под гитару не было. У
нас была своя квартира, где собирались мальчики-девочки, мальчики пили бражку,
девочки, наверное, вино какое-то, я не помню. Вообще страшно: когда я в
одиннадцатом классе приехала на Чукотку, то увидела тех же самых детей
двенадцати лет с пивом и пьяных, тяжело смотреть. А мы ценили
таких, кто круче напьётся, у кого лак на ногтях чернее или, наоборот, краснее,
макияж ярче, кто больше целовался. То есть о каких-то обсуждениях
чего-то речи вообще не шло. Фильмы были, помню, Карты, деньги два ствола,
Голый пистолет, потом Титаник этот пошёл… Но
я Титаник так и не посмотрела…
Было круто
выйти на улицу вечером, тайком сигаретку покурить, посплетничать о том, кто что
сказал и кого с кем видели. Тусовку
нашу постоянно кидало из стороны в сторону - сначала "рэп
это кал", писали везде на стенах, потом "металл это круто". Дрались
поселок против поселка. Девочки плели фенечки,
менялись ими и копили – у кого больше. Огромная проблема существовала – достать
бисер, то есть с материка его привозили, а так не было. Я помню, у нас такая
девочка была, у которой мама из чукчей. Папа русский, а мама чукча. И у неё эти
запасы бисера были, потому что она всё национальное расшивала, а девочка очень
спокойная была, и все с ней дружили только для того, чтоб бисер взять. Мальчики
ходили на охоту, у всех практически ружья были, рыбалка, охота. Мальчики там
очень жестокие, но простые. Многие из неблагополучных семей. В поселке из наших остались не многие, там особо делать нечего, все пьют,
в основном. Большая часть разъехалась, из тех, про кого знаю,
обывательскую жизнь ведут – работа, дом, телек, пиво.
Ничего хорошего из тех, кто остался, не получилось, кто-то уже в тюрьме сидит… У нас просто такая тусовка… Это моё поколение, то, что на
Чукотке.
Я всегда
тихой была, но меня всегда тянуло туда, где неспокойно. Все прекрасно знали,
что в какую-то откровенную жесть я точно вписываться не буду, идти кого-то
мучить или идти кого-то бить, или кучей издеваться над кем-нибудь, я всегда
против этого.
В восьмом
классе я уехала с Чукотки в Рязань. Тот год не помню и
не люблю, и про то мое поколение сложно мне ответить – я тогда одна была. С девочкой "оторви-голова" там дружила, она уже с какими-то
наркоманами тусовалась, я всё слушала и не
понимала - то ли это правда, то ли неправда,
это настолько от меня далеко было. Там такие наркоманы-гопники
местного пошиба на трубах, даже не помню, что они тогда употребляли и вообще,
употребляли ли они, или это так, лапша на уши.
Девятый
класс – это Рыбинск. Там девочки в классе у нас такие все "что бы
одеть" и "меня интересуют только мальчики", но некоторые
пытались определиться, кто куда поступать хочет.
Какая-то часть, ну очень небольшая, отсеялась, пошли в техникум, на
парикмахеров, на секретарей, что-то такое. А мальчики, по-моему, все, в
основном, пошли в десятый-одиннадцатый класс. Они уже такие были, взрослые
девочки и мальчики, уже пытались разобраться, что такое хорошо, что такое
плохо, но по-своему. С максималистской точки зрения. В
этом классе было сильное стадное чувство, как в фильме Чучело, бойкот
объявляли. Мне тоже. Воевала, а что делать было, к тому же я не считала себя
неправой. Но со стадом сложно воевать.
В девятом
классе уже да, там все пили, не стесняясь этого. И в милицию из-за этого
попадали, да так, что чуть выпускной не отменили.
Учёба
параллельным делом была, кто-то, конечно, парился из-за оценок, но мало. Все
само получалось, все силы на другое уходили.
Я в то
время во дворе у себя тусила, там вот я первый раз
начала с мальчиком встречаться – я про это дальше расскажу. Чтобы понятно было
– тогда все с кем-то встречались. Это было самое настоящее время отношений. Взахлеб, напоказ. Ребята из моей компании лазили по машинам,
воровали, собирались во дворе, курили, пели песни под гитару – классика жанра.
Мне скоро неинтересно стало, тогда с Димой познакомилась, что-то новое для меня
это было. Он тогда на модель учился, рассказывал мне про музыку электронную,
книжку Филатова Про Ивана-стрельца
читать давал, граффити рисовал. Другой мир мне открыл.
Я не могу
сказать, что поколение Чукотка-Рыбинск-Рязань чем-то отличалось, у всех были
абсолютно одинаковые стремления, одинаковое времяпрепровождение, я не могу их
все объединить, просто я такие компании выбирала, получается. Трудно жить в
замкнутом пространстве. Это отпечаток надолго оставляет. Но ощущать это
пространство замкнутое начинаешь только тогда, когда внешние границы во внутренние перерастают. В замкнутых системах к
самостоятельности и индивидуализму не призывают, наоборот, стремятся все
унифицировать и четко разделить на "наше/не
наше". Все выбирали работу себе,
учёбу, по принципу, что больше денег приносит, чтобы не жить, как родители.
Чтобы иметь те материальные блага, про которые в красивых рекламах говорится.
Я – дитя
своего времени. Я иду в ногу со всеми за деньгами и лучшей жизнью. В десятом
классе пошла в экономический класс, хотя ничего про этот предмет не знала… Оттуда у меня две подружки, с этого, с десятого класса,
Алёнка, которая сейчас в Москве живёт, я к ней заезжала перед тобой, и Таня, и
могу сказать, что девочки мало чем отличаются. Алёнка, так как она живет в
Москве, она более жизнеопытная, но ценности у них
примерно одинаковые. Таня ищет себе богатого мужика, чтобы уехать из Рязани и
вроде как она нашла себе такого в Петербурге, ему 46 лет. Алёнка в своё время
вышла замуж за военного где-то в восемнадцать, потому что ей так семья сказала,
уехала в Москву, сейчас у неё богатый любовник. Когда я приехала, она мне
рассказывала, как она на Рублёвке была, что она хочет
быть богатой. Вроде бы собирается разводиться, но квартира в Москве, какая-то
зацепка есть, и вот она не знает, что делать. Короче, поедет она в Турцию, и
там подумает. Причём обе девочки, они неглупые, в том плане, что у них у обеих
вышка. Экономическое и юридическое.
Вот такое
мое поколение: за нас уже решили, что нам хорошо. Денежная работа, семья,
работа, квартира, машина, отдых на курорте раз-два в год.
Сейчас, в
Питере, у меня не так – прорвало, вот и бегу от этого обывательства.
То поколение, которое меня сейчас окружает, стремится к самореализации, к
движению вперед за духовными благами. Но чувство потерянности и недоверия к
государству и окружающему миру осталось. Мы не верим опыту родителей, надеемся
только на себя, но в себе тоже не уверены.
Владимир Колонцов
1. Чернобыль, поколение
Сам Чернобыль не очень повлиял на наше поколение, но зато в 86м году появились Горбачёв, свобода слова, свободомыслие, глобальные перемены – тогда общественное сознание находилось в особом состоянии, которое очень сильно на нас повлияло. Это пришлось на моё детство, и то, что со мной сейчас происходит, куда меня тянет – отчасти имеет корни в этом детстве.
Наше поколение наверняка имеет что-то общее, выделяющее его среди других. Но определить, что это такое, достаточно трудно, особенно мне, потому что для этого надо посмотреть на него со стороны, а не изнутри. С другой стороны, может быть интересным, как же воспринимает человек сам своё поколение? Думаю, что своё поколение я никак не воспринимаю – я к нему привык. Единственное, оно мне кажется немножко грязным. Остальные поколения (поколения непосредственно передо мной и после меня) чище, опрятнее. Моё поколение мне кажется грязным не в смысле, что оно много плохого натворило, а в смысле, что нас облили грязью, а точнее, искупали в ней. И сейчас чувствуется, что эта грязь осталась в нашей душе. Кажется, что другие поколения, глядя на нас, могут отворачиваться и зажимать нос, чтобы не чувствовать запаха. Зато, в отличие от остальных, мы немного попроще характером.
У меня есть какая-то тяга к необычному, и даже негативному, к грязи, к неустроенности. В этой неустроенности я себя чувствую спокойно, как дома. Мне представляются какие-то помещения – либо индустриальные развалины, либо неустроенные дома, где порваны обои, потолки странных цветов, и духовная атмосфера – люди совсем другие, они живут этим миром, быть может, даже не воспринимают внешний мир, солнечный. День представляется пасмурным, но и этот пасмурный свет доставляет радость. Строения не кажутся созданными человеком, по крайней мере, не нами. Эти строения, как скалы, которые живут своей самостоятельной жизнью. И мы не единственные обитатели этих скал; мы делим их с другими растениями. К этому добавляется ещё ощущение, что живёшь в тайном, сектантском обществе (при этом не принадлежишь к нему) со своим особым непонятным мировоззрением. И люди в этом тайном кругу считают себя причастными к настоящей истине…
Не уверен, что остальные из моего поколения чувствуют так же, как и я. Думаю, что зависимость черт людей сильнее варьируется в пространстве, чем во времени.
Ольга Артемьева
1. Чернобыль, поколение
Существует такая семейная быль, что меня, четырехмесячную, мама куда-то туда повезла сразу после аварии. Рассказала она мне об этом, когда мне было уже, наверное, лет двенадцать и, причем, даже не мне рассказала, а так – к врачу пошли по поводу щитовидки, когда какие-то проблемы начались, и она мимоходом сказала: "Вот, я ее возила на Украину после Чернобыля, вы не думаете, что это из-за этого?". Врач на маму посмотрела очень скептически и сказала: "Что вы, что вы, расслабьтесь" и так далее.
А потом – читала книгу про Чернобыль, женщиной написана, сейчас не помню автора, естественно, очень на меня произвела сильное впечатление. Потом тоже насчет Чернобыля учительница по физике рассказывала, что урожай яблок, который по всей Украине собрали, в виде гуманитарной помощи отправили нам на Сахалин, и мы все, такие несчастные дети, едим эти яблоки, и поэтому наш класс такой неуправляемый и дикий. При этом мы были хорошими детьми, это неправда, ну, не особо дикими. Потом еще столкнулась, когда поступала, я же поступала сразу в три института, и… как же называется этот институт, Московский социальный, по-моему, я чего-то там с кем-то разговорилась и девочка говорила, что мне, мол, сдать бы только на тройку и меня возьмут. Я так удивилась, говорю: "А почему?", я же как медалист должна была сдать на отлично, чтобы меня взяли, а ей хотя бы сдать, и она говорит: "А у меня справка жителя Чернобыля", - не житель, но девочка, которая родилась рядом и имеет инвалидность. Я так удивилась, потому что девушка была обычная, стандартная, ничем от других не отличалась.
Вот, поэтому в моем сознании это особого места не занимает, но если задуматься, то пугает, конечно, потому что в этом году я была на Украине с Алинкой, там аммиачный завод взорвался, и у меня была такая паника за нее. И сейчас представляю, какая паника была у родителей, когда они все узнали, что это не так безопасно, как рассказывали. Очень же много зависит от поведения родителей, как они себя ведут с ребенком, если что-то случилось. Если он упал, улыбнуться или испугаться вместе с ним, а тут вещи гораздо серьезнее.
Ну и насчет поколения, я, в принципе, со своим поколением не общалась, потому что, когда я училась, я всегда была младше всех, то есть все были меня старше, 85-84 года, и поэтому мне даже так сказать трудно, я даже не знаю своих ровесников.
Николай Волков
1. Чернобыль, поколение
Общего я в нашем поколении ничего не вижу. Единственное, что может быть общего, это – "В каком году родился?" – "В 86-м" – "О, класс. Я тоже в 86-м". Это единственное, что можно выделить.
Само понятие "Чернобыль" мне кажется вообще, мягко говоря, никого не касается. Даже сомневаюсь, что больше половины знает, в каком году это произошло и что такое событие имело место в истории. У всех, кого я встречал или кого я знаю, очень разные взгляды на мир, на нашу страну, я много видел своих ровесников, у которых были взгляды примерно такого плана: если стране плохо, то почему и мне должно быть плохо. Это распространённый взгляд, прям в русофобов каких-то превращаются, они уезжают из страны и услышать что-либо о них можно только уже в Одноклассниках или В контакте.
Как только эти люди получают тут образование, они покидают нашу страну в любом выгодном на их взгляд направлении. Чаще всего это, конечно бывает доступная Америка. Не могу сказать, что очень разочарован в этих людях, конечно, они имеют право на выбор. Так поступил мой друг и несколько знакомых.
А я не такой, я не люблю налетать на готовенькое и пытаться найти заново свое место в незнакомом обществе и стране, которая на деле ничего хорошего не обещает. Так как бесплатный сыр бывает только в мышеловке.
Общего в нашем поколении я практически ничего не вижу. Если постараться что-то и поискать общего между теми, кто родился в 1986 году, то можно взять те воспоминания, в которых не было сотовых телефонов, социальных сетей и интернета. Но всё равно сейчас у всех достаточно разные взгляды на такие фундаментальные вещи как дом, семья и т.п.
Я считаю, что наше поколение достаточно безответственно перед будущим, заботится только о собственном благосостоянии. Мы равнодушны к общим проблемам, и моменты, которые могли бы нас объединить ради чего-то общего, практически заглушены в нас. К примеру, гости нашей столицы выглядят дружнее, чем мы, хозяева своего дома.
Яркая
1.
Чернобыль, поколение
Раньше был совок. А, как ты говоришь, люди
Какое-то время мы жили в коммуналке.
Сейчас этот дом уже снесли. А до этого он был заброшен, и в нём можно было
лазить и находить всякие вещи, например, красный значок с портретом Ленина.
В первом классе я открыла учебник, с
Лениным на первой странице и с надписью: "Ленин – жил, Ленин - жив, Ленин
будет жить". И спросила у мамы: "Мама, а Ленин ещё жив?". Она
ответила: "А ты сама подумай". Я думала-думала, и никак не могла
понять, жив ли он ещё. Вроде что-то такое слышала про него.
Помню, как мама повела меня к экстрасенсу
(не знаю, откуда эта женщина взялась у нас в посёлке) и та стала что-то делать
с моей головой. Я не помню, что там было, но помню связанный с этим сон (или
это была действительность?): я открываю глаза и вижу, что в комнате лежат люди.
Она мне сказала тоже ложиться вместе с ними. Очень странно всё это было.
Мой друг хочет вызывать духов. Он думает,
что это прикол такой. Ну, я рассказала ему, как в детстве мы вызывали в лагере
Пиковую даму, но это для веселья скорее.
Наиболее серьёзное отношение было, когда мы вызывали
в более старшем возрасте куклу Чакки
(из фильма ужасов), а ещё занимались вуду (это было
самое отвратительное – представлять, что кукла – это человек, и втыкать в него
булавки).
Конечно, это не я была инициатором, меня
обычно соседки приглашали под Рождество, когда обычно гадают. Я была сторонницей
вызывать более мирных духов, например, Пушкина, у которого можно было спросить
его дату рождения и почему-то вопросы, касающиеся будущего.
Я решила ещё почитать на свою голову
энциклопедию суеверий – так потом ночью не могла спокойно до туалета дойти. Мне
представлялось, что вот-вот появится домовой в образе моей кошки.
Когда мне было 11 лет, мы с братом
боролись за стул – нам надо было делать уроки за одним столом, а стул был один.
Конечно, можно было пойти в другую комнату и взять точно такой же стул. Но нет
– я стала истерически орать на всю хату до тех пор, пока не позвонил сосед. И
Артём тоже упирался – это был вопрос принципа.
Мы с подругой Снежей
нашли под домом замёрзшую дохлую крысу и притащили её
к ней домой, потом она побоялась своей мамы, и я приютила её у себя, положила в
шкаф, а когда папа делал уборку, перекладывала её с места на место. Потом мне
надоело её прятать, и я положила её на середину ковра. Пришла мама и
подивилась. А я высказала предположение, что эта крыса умерла внезапно, на бегу
- от инфаркта.
Мы с подругой просто тащились от Луи де Фюнеса. Мы бегали, как сумасшедшие, туда-сюда
и распевали песенку из кинофильма про жандармов.
В 12 лет я сказала маме: "Мама, а ты
знаешь, что есть такие Мамасуковые острова?"
Мама не захотела разговаривать на эту тему.
Это можно не включать в интервью. Я просто не знала, как говорить с мамой на
темы-табу, хотя она читала нам Энциклопедию
сексуальной жизни для детей. Это было такое формальное образование,
которого, конечно, не хватало. Мне оттуда понравилось слово эксгибиционизм и
фраза "Да здравствует уединённое удовольствие!", написанная на стенке
в школьном туалете. Потому что она была непонятная. Мда.
И вообще детство у меня было не из лёгких, но счастливое.
Дитя Хиросимы было бы уместнее, чем дитя
Чернобыля, так как я жила долго на Чукотке. А это ближе к Японии, чем к
Украине. J Прочитала, что Чернобыльская катастрофа значительно
превосходит атомную бомбардировку Хиросимы по числу пострадавших. Мой дедушка,
кстати, умер от рака легких (Он жил на Украине в селе Степовом,
Днепропетровская область). Возможно, на это повлияла авария. Но он еще и много
курил.
Говорят, что Чернобыльская авария – это
еще не самая страшная. Больше по масштабам была авария на Урале, но это
предпочли замять, и почти никто об этом не знает. Но это непроверенная
информация.
Поколение 1986 года… Нет,
связи я с ними не ощущаю. Точнее, слабо ощущаю. Такое впечатление, что это в
большой степени самостоятельные люди и всё делают по-своему. Интереснее
общаться с теми, кто намного старше или младше меня.
Ольга Иванова
1. Чернобыль, поколение
Может, я просто невнимательна, но мне кажется, что никакой особой привязки к этой трагедии в моем поколении нет.
Красиво было бы сказать, что Чернобыль наложил какой-то отпечаток на нас, но я этого не вижу.
Возможно, это станет заметно, лет через 20, в перспективе.
И то я не буду уверена - отпечаток ли это именно Чернобыля, или просто слома эпох.
Вообще, мне кажется, что выделить какие-то общие черты поколения можно не раньше, чем это поколение родит новое поколение =)
И то, оценить более или менее объективно получится со стороны, а не изнутри.
А изнутри все выглядит достаточно мирно.
Мне кажется, мы достаточно счастливое поколение.
Все серьезные потрясения в прошлом застали нас совсем детьми, и есть ощущение, что, в принципе, мы росли в достаточно однородной среде, глючной, не всегда комфортной, но однородной.
Что у нас общего? Мы помним рекламу МММ по телевизору, ваучеры, игрушки-лизуны и радужные пружинки, манию коллекционирования наклеек и вкладышей, Зуко и Инвайт.
Еще я помню, как сникерс стоил 6 рублей.
И все должны были иметь тамагочи.
Но такое же детство было и у детей 85го, 87го, 89го годов рождения, так что тут нет никакой уникальности.
Кроме того, что мы родились в год Тигра.