Ольга Артемьева
8. Искусство, культура
У меня сейчас такое ощущение, что искусство – это
больше самовыражение, чем выражение чего-то. Больше попытка донести себя
окружающим, чем показать окружающим что-то другое, чем помочь им познать себя
или на что-то обратить внимание. Особенно это, пожалуй, ярко выражено в современной
литературе.
Я сейчас читаю только детскую литературу. Даже не о
детях, потому что пишут такую ерунду, что я читать не могу, а стишки, сказочки,
тоже читаю с ужасом и содроганием, чему я учу своего ребенка с детства.
Особенно перлы Агнии Барто и так далее. Но она пока,
к счастью, этого особо не понимает. Все, кто обслуживает вот эту детскую
отрасль, они какие-то очень все злые.
Я помню у меня был период лет
до 16-ти, когда уже приходилось читать очень много, школьный такой период,
когда я очень любила читать и читала практически всё. И я не знаю, то ли мне
везло, то ли вкус был еще не очень сформированный, но нравилась мне большая
часть прочитанного, то есть я все книги дочитывала до конца и даже не по одному
разу. И некоторые книги читала так: как только дочитываешь до конца,
закрываешь, делаешь какой-то пятиминутный перерыв и читаешь сначала, чтобы там
в какие-то детали вникнуть, перечитать любимые моменты. Вот сейчас таких книг
точно нет и фильмов таких нет, которые хочется пересматривать, или они не
выходят в такой широкий прокат, нет обильной рекламы, и про них не слышно и не
видно, они приходят мимо. И, собственно, само телевидение, если там и
показывают чего-то стоящее, то показывают в такое время, когда даже если очень
хочешь посмотреть, смотреть не будешь. Поэтому искусство в каком-то печальном
состоянии, на мой взгляд. Оно, опять же, по большей части обслуживает массовую
культуру, тоже пригламуренное какое-то.
Мне о настоящем искусстве сейчас сказать трудно,
потому что у меня только то, что на слуху
и на виду благодаря рекламе, и впечатление как раз складывается такое, что
ничего стоящего и нет.
Такой забавный момент вспоминается. Когда проходишь
историю в школе, там есть блоки периодически про искусство, которое относится к
какому-то веку, про художников, про передвижников, такие маленькие репродукции
в учебничке. Московским школьникам в этом плане
лучше, они взяли сходили в Третьяковку или съездили в Питер,
в Эрмитаж, на экскурсию и приблизились к вечному. А я когда смотрела на
репродукции в учебнике, я тогда же еще в художку
ходила, то есть мне это было интересно с профессиональной точки зрения, ну и
как просто типа позырить, грубо говоря. И я помню свое
шоковое состояние, когда я пошла в Третьяковку и увидела то, что было
маленькими репродукциями плохого качества в учебнике, но в реале, в реальном
формате, в рамочке. И я так стояла, стояла, так особо даже ни о чем не думаешь,
просто смотришь, впитываешь. Был такой восторг, что вау,
я вижу что-то настоящее на самом деле. Такое чувство, что это невероятно, что сколько ей лет, что я о ней читала и знаю о ней то-то и
то-то. Сравниваешь со своими мыслями, как ты представляешь эту картину. О ней
же тоже формируется какое-то мнение, когда ты видишь ее в учебнике, о размерах
или какие в реале краски. Или те же самые мишки, которые в Третьяковке, которые
на конфете. И этот рассказ, что мишек не он рисовал… Первый
раз в Третьяковке я, конечно, чувствовала прикосновение к великому, прекрасному
и могучему. Но потом я перестала туда ходить, хотя, конечно, давала себе слово,
что как любой воспитанный человек, время от времени посещать такие места я
буду. И в театре я была всего пару раз. Но мне особо не стыдно, честно. Мама в
этом смысле говорит: "Ах, я ездила в командировки и всегда старалась пойти
в театр, приобщиться к московскому этому, не знаю чему. А сейчас живу в Москве уже шесть лет и она ни разу в театре не была".
Я вот как-то не комплексую, ну не была и не была. И
театр мне особо и не нравится. Какое-то я чувство неловкости испытывала, когда
смотрела спектакли, не знаю почему. Просто было неловко за людей, которые вышли
на сцену. И такое впечатление, что чего-то такое смотришь, что не должен был
видеть.