ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Таким образом, в поэзии и в прозе Луиса де Леона
отразились все основные тенденции духовной жизни Испании второй половины XVI века. Его мировидение
формировалось под влиянием самых разных философских, религиозно-философских и
культурных течений, расцвет которых приходится на эпоху европейского
Ренессанса. Это – восточная и западная мистика, неоплатонизм и неостоицизм,
античный мир и национальная традиция, еврейская герменевтика и средневековая
схоластика, эразмизм и каббала. Гармоничное сосуществование этих традиций или,
вернее, их равноправный диалог –
главная особенность мировоззрения и творчества Луиса де Леона.
Творческая деятельность Луиса де Леона приходится
на вторую половину XVI столетия, которая
характеризуется некоторым угасанием гуманизма[1]. Однако по своему
мировосприятию, он ближе предыдущей эпохе – времени правления Карла Пятого. Именно тогда происходило его формирование как поэта
и гуманиста, и фрай Луис до конца остается верен
идеалам юности. Воспитанный в атмосфере университетских гуманистических
диспутов и свободомыслия, Луис де Леон сохраняет "универсальность" и
критичность мышления, свойственную первой половине века. Он продолжает
проповедовать идеал внутренней свободы каждого человека и в тюремных застенках,
и в университетских аудиториях. Отчасти в этом, как нам кажется, заключена
причина его многочисленных конфликтов с инквизицией.
Не
удивительно, поэтому, что важной составляющей луисианского мировосприятия был
эразмизм, оказавшийся в Испании второй половины XVI века под запретом.
Вслед за Эразмом Роттердамским Луис де Леон стремится к возрождению
раннехристианской духовности и обращается к Священному Писанию как к
"самой главной аптеке, где для каждого недуга можно найти свое целительное
средство"[2].
Это лекарство испанский гуманист готов нести больным душам с одержимостью
миссионера. С риском для собственной жизни он отстаивает право на перевод
библейских книг на романские языки, чтобы их мог читать простой люд. У Эразма
Луис де Леон заимствует также идею равенства всех верующих во Христе как членов
единого "мистического тела" Христова, которая была актуальна для
него, как для "нового христианина". Этот принцип внутренней веры фрай
Луис дополняет идеями духовного восхождения, близкими испанской мистике и, в
первую очередь, трудам святой Терезы.
Особое
место в творчестве Луиса де Леона занимает античная традиция. Как типичный
представитель эпохи Ренессанса, он стремится к возрождению античной древности и
к созданию нового языка и стиля на основе лучших образцов античной литературы.
В поэзии его учителем был Гораций, в прозе – Цицерон. При этом Луис де Леон не
является слепым подражателем. Его творчество впитало в себя не только лучшие
достижения античной поэзии, но также глубину и символичность библейской поэзии.
Поэту удается создать художественный мир, в котором каждый символ, каждый
образ, каждый звук занимают свое место и создают единое целое с остальные
элементами сочинения. В его сочинениях него нет ничего лишнего, они цельны и
гармоничны, как гармонично и цельно его мировидение: в размеренном, мелодичном
ритме его стихов и прозы внимательный читатель непременно уловит гармонии более
высоких сфер, к которым так стремилась душа поэта и красоту
которых он пытался передать несовершенным человеческим языком.
Без
этих языковых экспериментов Луиса де Леона – как, впрочем, и без работы над
созданием поэтического языка Фернандо де Эрреры, Франсиско де Медраны и других
авторов ученой поэзии XVI века, – трудно себе представить поэзию испанского
барокко. И если Гарсиласо заложил основы кастильского
поэтического языка Золотого века, заслуга Луиса де Леона в том, что он обогатил
поэтические формы за счет греко-латинской (в первую очередь, Горация, Пиндара,
Вергилия) и библейской традиции и подготовил испанскую поэзию к восприятию
языкотворчества Луиса де Гонгоры и полной внутренних контрастов лирики
Франсиско де Кеведо.
Примечательно,
что ради того, чтобы остаться в рамках ренессансной традиции, Луису де Леону
приходится отказаться от "чисто возрожденческой" петраркистской
поэзии. Поскольку в конце XVI столетия сонет,
введенный в свое время Гарсиласо де ла Вегой, активно разрабатывается
маньеристской и барочной поэзией (Ф. де Эррера, Луис де Гонгора и др.).
Поэтому, отказываясь от основного жанра ренессансной поэзии, Луис де Леон
развивает ее "побочную ветвь", оду, которая у Гарсиласо была
представлен всего одним стихотворением.
Вместе
с горацианской одой в поэзию Луиса де Леона приходит и горацианский стоицизм, в
котором поэт видит опору в борьбе с жизненными невзгодами, средство
гармонизации внутреннего мира. Стоическая апатия помогает ему сохранить
душевное равновесие на исходе Возрождения, когда рушатся привычные устои, когда
приоткрываются бездна и хаос.
При этом Луис де Леон не является
"чистым" стоиком, который замыкается на своем внутреннем мире и
отрешен от всего внешнего. В его мировосприятии стоицизм гармонично уживается с
неоплатонизмом, поскольку для Луиса де Леона микрокосм не существует без
макрокосма. Его восприятие бытия онтологично. Будучи неоплатоником эпохи
Ренессанса, фрай Луис мыслит мир как идеальный, самоподвижный организм, в
котором каждая вещь постоянно стремится к своему идеальному бытию, заключенному
в Боге, путем уподобления Богу. Он верит в эманацию божественного начала на все
элементы бытия, в одушевленную Вселенную и вечно движущийся, музыкальный
космос, каждая частица которого имеет
свое особое место и связана со всеми остальными элементами в единую цепь бытия.
В этом его отличие не только от неостоиков, но
также и от классических испанских мистиков Терезы де Хесус и Хуана де ла Крус.
У Луиса де Леона наряду с воспеванием жизни духовной и мистической
устремленности души к Всевышнему всегда присутствует
земное начало. Его художественный мир – это гармоническое равновесие между
внешним и внутренним, между микрокосмом и макрокосмом, которые отражены друг в
друге и обеспечивают гармоничное сосуществование всех элементов мирозданья. Для
него "земное" всегда имеет свое идеальное воплощение в "небесном", человеческое в божественном и наоборот.
Поэтому его стихотворения и проза построены на антитезах "земли" и
"неба", "низа" и "верха", на вечном
противопоставлении и вечном взаимодействии этих двух начал.
Именно в этом, с нашей точки зрения, проявилась ренессансность Луиса де Леона. Он был
одним из тех, возможно, последних испанских авторов, которые пытались сохранить
принципы ренессансного понимания истины и красоты вопреки разрушающейся на
глазах ренессансной утопии. Поскольку
неоплатонизм Луиса де Леона – это ренессансный неоплатонизм. В центре
его поэтической вселенной всегда находится Человек, о котором фрай Луис не
забывает, даже когда устремляет все свои помыслы к Творцу. Его проза дидактична
и имеет целью научить читателя.
Мистиков проблемы познания бытия и воспитания
человека не волнуют; они воспевают духовные подвиги на поле брани, которым
является душа. Хуан де ла Крус как в своих стихотворениях, так и в прозаических
толкованиях-автокомментариях преследует лишь одну единственную цель: словесно
изложить свой эзотерический опыт и через это вновь пережить радость мистического
брака со своим нареченным Христом. Его поэзия – это внутренний монолог, который
не предполагает иного собеседника, кроме Бога.
Творчество Луиса де Леона, напротив, изначально
диалогично и предполагает собеседника (не случайно, поэтому, он обращается в
своем центральном прозаическом сочинении к жанру диалога). Подобно своему герою
Марсело из "Имен Христа" испанский гуманист видит задачу всех ученых
мужей в том, чтобы нести знание людям и тем самым делать их лучше, чем они
есть. К этому он призывает и своих читателей и в этом, вне всяких сомнений,
проявился его гуманизм.
В отличие от мистиков, для которых идеалом
является полное растворение своего "я" в божественном-безличном,
для Луиса де Леона духовный рост человека предполагает сохранение своего "я",
совершенствование своей личности и, в конечном счете, уподобление ее
"самому совершенному человеку" – Христу. Ренессансный "миф о человеке"
трансформируется, таким образом, у Луиса де Леона в "миф о
Богочеловеке", Христе, который уже может выступать в разных ролях (Добрый
Пастырь или Рыцарь христианского войска, Художник или Возлюбленный).
На примере поэзии и прозы Луиса де Леона
становится ясно, что Ренессанс как общеевропейский феномен, развивавшийся
синхронно с такими духовными и историческими явлениями как Реформация (включая
католическую реформу) и Контрреформация, не может и не должен рассматриваться
как сугубо "светская" культура, сориентированная, в первую очередь,
на возрождение языческой античности. Иными словами, гуманизм не сводится к
риторическому или филологическому гуманизму, поскольку ренессансный "миф о
человеке" (ключевое понятие для интерпретации ренессансной культуры по
Л.М. Баткину) может воплощаться в самых разных формах, в том числе, и в тех,
что сориентированы на многовековой опыт христианства.
[1] Угасание гуманизма во второй половине XVI столетия связано не только с жесточайшими
преследованиями инквизиции. Принципы гуманистического
образования, на которых строилось гуманистическое воспитание
"нового человека", были буквально "экспроприированы"
"рыцарями" Контрреформации – иезуитами. Иезуиты использовали гуманизм
для создания на его основе своей базы образования, служащей, однако, для
достижения совершенно иных и далеко негуманистических целей – укреплению позиций и власти католической
церкви и подчинения ей всех сфер жизни. Они вытесняют гуманистов из
Университетов – традиционных центров гуманистической культуры, – и занимают в
обществе те ниши, которые прежде занимали гуманисты, уменьшая тем самым влияние
гуманизма на умы современников и делая гуманизм еще более элитарным движением.
[2] Luis
de León. De los
nombres de Cristo.