<<назад в раздел "Филология"

Парфенова Т.Н.

ЛУИС ДЕ ЛЕОН И РЕНЕССАНСНАЯ ГЕРМЕНЕВТИЧЕСКАЯ ТРАДИЦИЯ В ИСПАНИИ

Термин "герменевтика" может иметь самые разные интерпретации от герменевтики как философского направления (Х.Г. Гадамер) или как теории понимания, искусства постижения чужой индивидуальности (Ф. Шлейермахер) до герменевтики в широком смысле этого слова как искусства и теории истолкования текстов. Само слово "герменевтика" по-древнегречески означает "толкование" ("hermeneia") и восходит к имени Олимпийского бога Гермеса, которого древние греки считали изобретателем языка и письменности[1]. В эпоху Средневековья и Возрождения герменевтика существовала как искусство перевода и филологического истолкования классических текстов и библейская экзегетика. Главной задачей герменевтики на этом "доисторическом" этапе было открыть истину, зашифрованную в священных текстах, установить, как этот текст относится к объективному бытию[2]. Именно в этом широком смысле и будет рассмотрена нами герменевтика и ее методы интерпретации в применении к библейским толкованиям испанского гуманиста второй половины XVI века Луиса де Леона (1527 — 1591 гг.).

Перу Луиса де Леона  принадлежат многочисленные толкования и комментарии к книгам Священного Писания, проповеди, письма, дидактический трактат "Совершенная супруга", поэтические сочинения и диалог "Об именах Христа". В рамках данного исследования нами будет рассмотрен диалог "Имена Христа", в котором дается толкование 14 имен Христа, встречающихся в Священном Писании – "Отрасль", "Лик Господень", "Стезя", "Пастырь", "Гора", "Отец Грядущего века" (I книга), "Десница Господня", "Божий Царь", "Мирный Владыка" и "Супруг" (II книга), "Сын Божий", "Агнец", "Возлюбленный" и "Иисус" (III книга). В качестве дополнительного материала будут привлечены луисианские толкования библейских книг. Однако прежде чем обращаться непосредственно к библейским толкованиям Луиса де Леона, следует сказать несколько слов об испанской библеистике того времени в целом.

Испанская библеистика второй половины XVI столетия формировалась под влиянием нескольких герменевтических традиций. Во-первых, это средневековая традиция толкования священных текстов, восходящая еще к Аврелию Августину и его фундаментальному труду по герменевтике "Христианская наука, или Основания священной герменевтики и искусства церковного красноречия"[3]. В целом, в средневековой библеистике господствовал аллегорический подход, что отчасти было обусловлено тем, что для буквального толкования библейских текстов необходимо было знание древнееврейского и арамейского языков, которыми средневековые богословы уже не владели.

Другим источником стала древнееврейская традиция: в эпоху Возрождения испанские гуманисты вновь открывают для себя иудейскую герменевтику и ее метод дословного толкования священных текстов[4].  Особое значение играли труды известных талмудистов XI-XII столетия Авраама ибн Эзры (1092 – 1167 гг.), создателя трехчастной экзегетики, и Маймонида (1135 – 1204 гг.), заслуга которого состоит в том, что он привнес в экзегетику новый, философско-рационалистический подход. Маймонид делает четкое разграничение между буквальным, дословным и иносказательным, образным значением библейского слова. Чтобы извлечь его истинное значение, Маймонид, выступающий против сугубо дословного толкования Торы, рассматривает слово во всех контекстах, в которых оно употребляется, разделяя значения "равнозвучных, но разнозначных слов"[5].

Деятельность Луиса де Леона-библеиста развивалась в рамках так называемой саламанкской "школы гебраистов", возникшей во второй половине XVI века при университете Саламанки. В отличие от богословов-"традиционалистов", являвшихся приверженцами традиционного, схоластического богословия, "гебраисты" были сторонниками нового, гуманистического подхода к толкованию Библии, который объединил бы лучшие достижения схоластического богословия с возрождением "древнего" богословия, основанного на знании древних языков и оригинала библейских книг.

Луис де Леон, в частности, полагал, что истинная мудрость заключается в том, чтобы как можно больше знать о Христе, чего можно достичь посредством внимательного изучения сочинений Отцов Церкви и Библии, чтения их в подлиннике. Однако он не отказывается от схоластики как системы логических умозаключений. И если она пришла в упадок, то виноваты в этом сами схоласты – невежественные и высокомерные: "если бы прелаты, подобно тому, как они лишили неучей возможности читать Библию, смогли бы также наставить на путь истинный и укрепить устремления и разум тех, кому надлежало заниматься ее разъяснением, положение было бы не столь бедственным и плачевным... Однако все происходит совершенно иначе, и большинство из них не только не знают священных текстов, но презирают или, по меньшей мере, не ценят тех, кто владеет этими знаниями. И имея лишь смутное представление об азбучных истинах, самодовольные и чванливые, они носят звания магистров-теологов, но сами не знают Теологии, которая, как известно, начинается со Школы и продолжается в творениях святых отцов, а ее вершина и совершенство, и венец – священные тексты, к постижению которых, словно к единственной верной цели, направлено все, что было ранее"[6].

Библейские комментарии Луиса де Леона и его толкование имен Христа испытали сильное воздействие древнееврейской герменевтической традиции. Анализируя имена Христа, фрай Луис как представитель саламанкской "школы гебраистов" всегда обращается к первоисточникам библейских текстов (древнееврейскому и халдейскому тексту Ветхого Завета и греческому тексту Нового Завета), чтобы раскрыть точный смысл каждого слова. Затем он исследует "внешнее окружение" слова – объясняет сравнения и тропы – и в заключение дает аллегорическое толкование текста. Такой трехчастный метод использовали в своих комментариях раввины, последователи известного талмудиста XI века Авраама ибн Эзра, а в XVI веке возродили саламанкские гебраисты. На основе метода Ибн Эзры построено и другие луисианские толкования, в частности толкование "Песни Песней".

Как и Ибн Эзра, фрай Луис не является сторонником исключительно дословного толкования Библии. В главе "Десница Господня" он говорит о том, что буквальное понимание смысла библейских пророчеств и предсказаний служит причиной возникновения многих заблуждений, подразумевая еврейских экзегетов, не принимающих Христа и не считающих Его Мессией: "Всегда слабы доводы тех, кто цепляется за букву, когда очевидные аргументы открывают истинный смысл; но, даже будучи слабой, они могла бы иметь для нас определенное значение, если бы само Священное Писание не открывало бы нам в других местах свои истинные намерения"[7].

В своих толкованиях библейских книг саламанкский гуманист использует также и рационалистический подход Маймонида с его подробным контекстным анализом. Примером такого анализа является в "Именах Христа" начало каждой главы, открывающейся сводом цитат из Библии, в которых упоминается исследуемое автором имя Христа.

В основе "новой экзегетики" саламанкских гуманистов лежит, по сути своей, один из основополагающих принципов иудейской экзегетики, а именно: целостное восприятие Библии как единого и законченного священного текста, написанного сокровенным, тайным языком. Это внутреннее единство позволяет объяснять "темные места" Писания при помощи параллельных мест, имеющих более прозрачный смысл. Для раскрытия "тайного языка" библейских книг использовалась каббала и ее принципы мистического толкования, игравшие не последнюю роль в развитии гуманистической библеистики в Испании XVI века[8].

Для каббалиста древнееврейский язык является священным, поскольку на нем Бог разговаривал с первым человеком, и поэтому служит основой всех остальных языков. Еврейский алфавит содержит Имя или же Имена Бога, отражает исконную духовную природу мира и творящий язык Бога. Созерцая буквы еврейского алфавита и их конфигурации как составные части Имени Божьего, каббалист, благодаря могуществу Имени, может созерцать и самого Бога, и его творения. При этом при толковании библейского текста учитываются не только значения самих букв, но также их порядок, сочетание с другими буквами и числовое значение, приписываемое каждой букве алфавита. Буквы, их расположение и порядок способны, тем самым, раскрыть мистическую связь между графическим изображением, числом и именем Бога.

Каббалистическая традиция также нашла отражение в "Именах Христа". Очевидно, что Луис де Леон был знаком с трудами Корнелия Агриппы и сочинениями известного гуманиста И. Рейхлина "О каббалистическом искусстве" (De arte cabalistica, 1517 г.) и "Капнион или О необыкновенном слове" (Capnion sive De verbo mirifico, 1494 г.). В 12 главе третьей книги "Капниона" Рейхлин выделяет три этапа истории и три имени, которыми наделил их Господь. Об этом трехчастном делении знал Луис де Леон и применил его к этапам развития или, как он говорит, "возрастам", Церкви (глава "Супруг"). Согласно Луису де Леону, Церковь пережила в своем развитии три возраста: сначала младенчество, когда Христос нянчил и воспитывал ее как ребенка, затем отрочество, когда Христос обращался с ней как с подростком, и, наконец, в настоящее время Церковь переживает пору юности, и Христос относится к ней как к девушке – повзрослевшей и созревшей для брака. Эти три этапа являются, согласно фрай Луису, этапами природы, закона и благодати[9].

Кроме того, в своем толковании имен Христа Луис де Леон часто прибегает к каббалистическим методам интерпретации текста, основанным на представлении о языке Священного Писания как о сокровенном, тайном языке, на котором Господь разговаривал с людьми. Например, поясняя имя "Слово" (по-древнееврейски Dabar) в главе "Иисус", Луис де Леон сначала говорит о значении каждой буквы, составляющей его. Согласно фрай Луису, который опирается в своей интерпретации консонантного корня слова DABAR на толкование еврейских букв св. Иеронимом (Hebraici Alphabeti Interpretatio; Epistola LXXX ad Paulum), еврейская буква "D" является аналогом испанского артикля el, "В" обозначает "здание", "R" – "главу", "начало", а также "дух". Все это является, по Луису де Леону, также свойствами Христа, включая и значение артикля, "обязанность которого в том, чтобы сводить к общему и как бы показывать и открывать неясное, и служить путеводителем имени, придавать ему качество и род и словно ставить на нем пробу"[10].

Затем он отдельно рассматривает все слоги, из которых состоит слово, исследует сокровенный смысл каждого из них. В луисианской интерпретации слоги "da" и "bar" вместе обозначают "Сын" или "вот сын", что является свойством Христа. "Bar" само по себе обозначает "порождать" или "растить", что также относится к Христу, а "bar", написанное наоборот как "rab", обозначает "толпу", "массу" или "соединение многих выдающихся вещей в одной"[11]. И, наконец, фрай Луис анализирует все слово в целом, подробно останавливаясь на всех значениях, которое оно имеет в Священном Писании: "Dabar" как "Слово" (Verbo), как "слово произносимое" (la palabra que se forma en la boca), как "закон" или "правда" (razón), как "выдающееся порождение другого" (el hecho señalado que de otro porocede)[12]. Такой подход позволял извлекать самые глубокие смыслы исследуемых слов.

Подобным же образом Луис де Леон анализирует затем имя "Иисус". При этом он предупреждает читателя, что не станет более вдаваться в тонкости каббалистической техники: "И я не стану говорить Вам ни о количестве букв, из коих состоит сие имя, ни о качествах, коими обладает каждая из них, ни о конкретном значении каждой из них, ни о том, что означают они с точки зрения арифметики..."[13], ибо об этом уже достаточно сказано. Но, доказывая единство Бога-Отца и Бога-Сына, Луис де Леон все же упоминает буквенное написание имен Яхве и Иисус (Jesús), или по-еврейски Иешуа (Jehosuah), которые, различаются по-еврейски лишь двумя буквами, появляющимися в имени Христа. Именно благодаря им, полагает Луис де Леон, непроизносимое имя ветхозаветного Бога обретает звучание в имени Иисус. Такое толкование было широко распространено в христианской каббалистической традиции и использовалось для доказательства божественной сущности[14].

Также к каббалистике Луис де Леон обращается в главе "Об именах в общем", когда интерпретирует фигуру тетраграмматона как христианский символ Троицы. Задача, которую он преследует, – доказать, что уже в самой фигуре тетраграмматона содержится символ Троицы. Доказательство состоит из нескольких этапов, его отправной точкой становится теория наименования, восходящая к платоновскому Кратилу.

Этапы рассуждений Луиса де Леона таковы: сначала он выделяет два способа существования вещей – "реальное существование в самих себе" (ser real que tienen en sí) или иначе "материальное бытие" вещей (ser material) и "более возвышенное существование, во всем подобное первому и отчасти порожденное от него" (otro ser del todo semejante a este mismo, pero más delicado que él y que nace en cierta manera de él) или иначе "духовное бытие" вещей (ser espiritual). И если в реальном бытии вещи существуют "сами по себе", то в духовном бытии их заменяют имена.

Исходя из этих двух способов существования вещей, Луис де Леон выделяет два способа существования имен: имена, существующие в нашем понимании и нашей душе, и имена, существующие в наших устах (unos que están en el alma y otros que suenan en la boca)[15]. Следующим этапом рассуждения становится выделение двух видов имен – имен общих (nombres comunes), которые обозначают многие вещи, и имен собственных (nombres propios), присущих одной единственной вещи. В "Именах Христа" фрай Луис рассматривает только один вид имен (имена собственные) и только  в одном аспекте ("существование на устах"), поскольку существование имен в душе не выразимо.

У имени собственного Луис де Леон рассматривает три свойства – его этимологию, его звучание и его начертание, – которые отражают и соответствуют тому, что это имя называет[16]. После этого он уже непосредственно обращается к фигуре тетраграмматона, в начертании которой содержится имя Всевышнего: "Однако вы должны согласиться, что превыше всего стоят форма и характер букв, коими в том языке пишется имя самого Бога. Евреи называют его "невыразимым", ибо не дозволено им всегласно произносить сие святое имя, греки называют его "тетраграмматон", ибо таково число букв, из коих оно состоит"[17].

Фрай Луис устраивает несведущему читателю небольшой экскурс в Каббалу: рассказывает о древнееврейском алфавите и отдельно о четырех буквах, составляющих тетраграмматон, затем говорит о том, как должно произноситься это "непроизносимое" имя и как представлено оно в священных книгах: "И ежели мы обратим внимание на характер букв, коими оно написано, то мы увидим, что каждая может встать на место любой другой, что часто и происходит в этом языке; так каждая буква является всеми и все означают одну, и это служит точным отражением, с одной стороны, божественной простоты и, с другой, всех тех бесчисленных достоинств, коими обладает Господь. Ибо все Его совершенства заключены в одном единственном совершенстве и оно само присутствует во всех. (…) И как бы мы ни пытались разделить и удалить друг от друга Его достоинства, в каждом будут присутствовать все; и с какой бы стороны мы их ни рассматривали, совершенства Господа едины и неделимы. О том, что это проявляется в характере букв, составляющих Его имя, уже было сказано. Однако не только характер букв, но, как ни удивительно, и их форма, и расположение столь же явно запечатлели в себе божественный образ"[18]. 

И, в заключение своих рассуждений, фрай Луис приводит на страницах "Имен Христа" имя Всевышнего, начертанное "халдейскими буквами" –  в виде трех одинаковых символов. Этот трехсимвольный знак не является его собственным изобретением, но часто встречается в еврейских книгах, в убранстве синагог и еврейских кладбищ вместо традиционного YHWH[19]. Однако в луисианской концепции "Имен Христа" эти три одинаковых знака в имени Бога не могут быть ничем иным, как символом Его тройственной сущности, Его триединства как Бога Отца, Сына и Святого Духа, еще одним доказательством Божественной сущности Христа.

 Таким образом, в своих толкованиях Библии Луис де Леон как представитель саламанкской школы гебраистов широко использует еврейскую герменевтическую и каббалистическую традицию интерпретации текста, стремясь выявить тесную связь, существующую между самим именем и его графическим изображением. В то же время влияние этих традиций проявляется лишь на уровне толкования текста: очевидно, что "Имена Христа" написаны в полемике с иудейскими экзегетами, отрицающими мессианство Христа. Поэтому основной задачей Луиса де Леона является "нанести удар" иудеям их собственным оружием: доказать при помощи традиционных методов талмудистов божественность Христа и величие Его миссии на земле.